В У Д У

Африка- колыбель человечества-земля,на которой наши обезьяноподоб-
ные предки сделали свои первые шаги по пути исторического прогресса,
взяв в свои руки камни и палки и совершенствуя обработку этих простей-
ших орудий труда. Несмотря на то,что антропологи сумели найти в верх-
них слоях земных пород остатки древнейших предков человека ,возраст
которых составил 4-5 миллионов лет,но тем не менее многое в истории
африканского континента,остается,по-прежнему,тайнами за семью печа-
тями. Причины самые разные:на протяжении веков тропический лес и пе-
счаное море поглотили многочисленные творения рук человеческих,а
ужасы работорговли и вызванные ею междоусобные войны привели к
уничтожению некоторых племен и гибели их самобытных культур.Более
того,в эпоху колониальных захватов целые цивилизации были стерты с
лица земли.Вместе с ними ушли в небытие материальные свидетельства
о них.Лишь отдельные племена,например,догоны,чья уникальная модель
космоса и атомистическая философия вызывают потрясение у современ-
ных ученых,дают некое представление о той глубине познаний,которой
достигали "примитивные" народы в далеком прошлом. О "загадке" дого-
нов написаны книги,но никто пока не может ясно объяснить откуда им
было известно то,что в ХХ веке было открыто с помощью высочайшей
техники.
К той же области неразгаданных явлений африканской культуры отно-
сится феноменальная религия "вуду",точнее её различные проявления в
виде причудливого симбиоза магии,колдовства,знахарства и шаманства.
Культ вуду остался в наследство от древней цивилизации Бенин,разруше
нной колонизаторами. В наши дни племена,населяющие земли прежде
великого царства Бенин,а ныне государств Того и Ганы живут,по-преж-
нему, по законам этой религии,о которой ходят самые фантастические
слухи.В Америке обряды вуду исполняют потомки рабов,привезенных
триста лет назад на острова Вест-Индии в Карибском море, в частнос-
ти,на Гаити, Кубу, Ямайку и Тринидад.Кроме того,в Бразилии и в некото
рых местах юга США,особенно в штате Луизиана,также остаются много
численные приверженцы древнего культа.
Безусловно,вуду восходит ко временам,когда народы Африки жили,а мно
гие и по сей день живут,родовым строем с характерным для него анимиз-
мом,т.е. верой в духов,в одухотворенность природы,когда,по мнению че-
ловека,душами обладают все-животные,растения,явления и предметы.
Для развитого родового строя также свойственен культ почитания пред-
ков,точнее,духов умерших предков,которые якобы влияют на жизнь живу
щих потомков. В связи с этим неудивительно,что слово "вуду" означает
"дух" ,а главный дух именуется просто- Бон Дьё- добрый бог; духи пред-
ков- это "лоа". Последние чем-то напоминают католических святых,что
тоже не случайно,ибо десятилетиями потомки негритянских рабов,живу-
щих в Америке,исповедовали католицизм,но в тайне продолжали справ-
лять обряды вуду. Другими его элементами,взятыми у церкви,являются
свечи,колокола,кресты и молитвы,но к чисто африканской традиции вос
ходят танцы под барабанный бой.
Жрецом вуду может стать любой человек,будь то мужчина или женщи-
на.Это зависит от разных обстоятельств и личных способностей.Но раз
став жрецом избранник никогда уже не сможет расстаться со своей обя-
занностью.Жреческий сан и тягостен и в то же время весьма почетен,ведь
жрец "хунган"-мужчина или "мамбо"-женщина вызывает духов предков,
предсказывает будущее и толкует сны, он- знаток заклинаний ,а также
маг и знахарь,создающий разнообразные снадобья,обычно в виде порош-
ков, для различных целей-от любовных до насылающих болезнь и смерть
В последнем,правда,легальные жрецы вуду не признаются.Они утвержда
ют,что никогда не занимаются черной магией,их сердца и помыслы чис-
ты,а злые чары всегда исходят от нелегалов-запрещенных тайных обще-
ств,каких немало на островах Карибского моря.Именно с ними связаны
все мрачные стороны вуду,особенно практика зомбирования,каннибализ-
ма и человеческие жертвоприношения.
Легальный жрец вуду открыто демонстрирует свои способности,обычно
во время какой-либо религиозной церемонии,к которой он тщательно го-
товится,особенно в последние две недели перед ней,сохраняя целомуд-
рие и воздержание во всем,что касается пищи.
Во время религиозной церемонии жрец обязательно приносит жертву-
какое-либо домашнее животное,чаще всего петуха.Считается,что убитое
животное выпускает свою жизненную энергию,которой питаются вызван
ные духи. В это время многие участники ритуального действия становят-
ся одержимыми духами.Они начинают бешенно кружится,бессвязно гово
рить и в конце концов падают без чувств.
Тоже самое происходит на сходках членов тайных обществ.В людей так
же вселяются духи,но очень злые, заставляющие своих подчиненных рыс
кать по ночам,обернувшись оборотнями.
Колдуны,практикующие черную магию,могут создать так называемый
"тонтон-макут"-призрак,совершающий мерзкие дела. Тем же именем во
времена гаитянского диктатора Дювалье называли ищеек тайной полици
От них трепетали не меньше,чем от призраков.Но самые страшные исто-
рии связаны с невероятно жутким порождением темных сил вуду- зомби.
Трудно представить,что можно действительно "оживить" мертвеца,
заставить его двигаться и действовать,но на островах Карибского моря,
в мире вуду,живой труп- реальность.Он и есть зомби.
Вероятно,практика зомбификации возникла в очень древние времена.
Научных исследований в этой области немного.Но большинство из них
сходится на том,что колдуны,создающие зомби,используют для этого
сильнейшие наркотические средства. Секрет их изготовления конечно
хранится в строжайшей тайне и практически до сих пор полный состав
ядовитой смеси,зомбирующей людей,до конца ученым не известен.
Вероятно,он содержит вещества,выделенные из желез и шкурок ядови-
тых животных- древесных лягушек,сколопендр и тарантулов. Сильней-
шим компонентом смертельной смеси является тетродотоксин,одно из
наиболее ядовитых веществ в мире,добываемый из некоторых видов
морских рыб.
Жертва получает яд незаметно для себя.Яд впитывается через кожу
при распылении его в доме жертвы или при прикосновении к предмету,
натертому заранее губительным порошком.
Несчастный,отравленный таким образом,становится полностью пара-
лизованным и впадает в кому.Он кажется абсолютно мертвым для окру-
жающих его людей,но при этом сама жертва сохраняет сознание и явля-
ется свидетелем своих собственных похорон.
В дальнейшем колдун извлекает "мертвеца" из гроба и,распевая над ним
наносит на его тело тайные знаки черной магии и окропляет своей кровь
В конце трехчасового ритуала труп открывает глаза и поднимается,чтобы
выслушать приказания хозяина, но сам он говорить не может. У "воскрес
шего" полностью исчезают какие-либо чувства и память и вместе с ними
человеческая индивидуальность,но зомби приобретает невероятную фи-
зическую силу. Её-то и использует колдун для достижения своих злобных
целей,либо находит ему мирное,вполне практическое применение-исполь
зует в качестве рабочей лошади на ферме или круглосуточной работе на
строительстве. Когда родные или бывшие друзья зомби узнают о его мес-
тонахождении,они стараются незаметно напасть на него и "убить",для че-
го зомби необходимо разрубить на части,только тогда он окончательно
погибает. На самом деле люди не столько страшатся зомби,сколько боят-
ся ими стать.

Зомби

В других странах существовали иные «возвращенцы» с того света, восставшие из могил. В Вест-Индии аф- риканские рабы создали странный гибрид веры, смешав религии своих племен с элементами католицизма. Основой новой веры — Вуду — было оживление трупов и превращение их в зомби. Целью многих ритуалов был также поиск защиты от них, и что еще более важно — как самому не превратиться в зомби. Честно говоря, удел еще более худший, чем смерть.

Похоронный обряд на Гаити и в других странах, где практиковалось Вуду (в том числе и в Бразилии), был очень сложным. Он должен был защитить личное лоа (душу) усопшего от злых духов. Как только человек умирал, семья его призывала хунгана (священника Вуду), который приносил с собой цыпленка. Хунган отщипывал от него пригоршню перьев и клал в белый горшочек вместе с волосами покойного и обрезками ногтей с левой руки и ноги. Собранные вместе, эти части символизировали душу усопшего, а горшок, на- зываемый по-де-тет, тщательно хранился семьей покойника до того дня, пока его тело не будет предано священному огню.

Хунгану предстояло выполнить еще более жуткую работу: попросив родственников держаться поодаль от покойника, он приподнимал саван и заползал под него. Гремя амулетами и заунывно напевая заклинания, он обхватывал тело умершего, пытаясь выпустить на свободу душу — лоа, а затем поместить ее в специальную бутылочку. В преданиях Вуду есть упоминания о том, что покойник, прощаясь с душой, иногда поднимал голову и плечи и открывал рот. Закупоренная в бутылочке лоа могла быть передана лишь близким родственникам, а иногда хранилась у самого хунгана, но ни в коем случае не должна была попасть к бокору (колдуну), который мог использовать ее в своих целях и создать зомби.



Но каким образом это могло произойти? Есть пара способов, хотя подробности колдовства не совсем ясны. Если у колдуна есть такая возможность, то он кладет 21 семечко конголезского гороха и шнурок с 21 узелками под подушку умирающего. Когда тот покидал жизнь, веревка превращалась в паука, который становился ос- новной частью души человека. И если бокор подойдет к двери, трижды постучит по ней и повернется спиной, то человек — а теперь уже зомби — встанет со смертного ложа. Бокор не должен был забывать лишь одного — если он хочет добиться от зомби повиновения, то ему следует почаще сечь его кнутом.

Другой метод превращения живого человека в зомби заключался в том, что бокор просто мог отравить его ядовитым плодом или дурманом, а после того, как несчастного похоронят, вызвать его из могилы. Согласно вере Вуду, покойника надо назвать по имени и он должен откликнуться. Вот почему на Гаити многих умерших хоронят лицом вниз, рты забивают землей, а губы сшивают. Нередко в могилу кладут нож, дабы покойник смог защититься от вызывающего его колдуна.

Но у зомби вряд ли были силы и желание сопротивляться. Их характеризуют как безвольных, по- хожих на автоматы людей — исполнителей, беспре- кословно подчинявшихся бокору- На Гаити зомби якобы выполняли работу рабов на плантациях сахарного тро- стника с утра до вечера, безмолвные и безвольные, облаченные в лохмотья. Им ничего не давали есть. кроме жидкой похлебки да объедков со стола. Такая жизнь и слепое повиновение было уготовлено зомби навеки. Но даже таких их очень боялись. Если зомби отведает мяса или кто-нибудь из живых назовет его по имени, то он придет в гнев и будет страшен. Самым разумным и мудрым решением в такой ситуации будет прострелить ему голову, убив еще раз, закопать, теперь уже навсегда.

ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

Обряд «воскрешение из мертвых» — это, пожалуй, самый мистический и самый непознанный из обрядов, практикуемых жрецами вуду. Прошло около трех недель после моего прибытия в Абомее, прежде чем мне с помощью изрядного количества десятифранковых бумажек удалось уговорить Нгамбе показать мне одну из церемоний «воскрешения из мертвых».

Мы отъехали на несколько миль от Абомеи и достигли ущелья, в которое вела дорога, скорее похожая на тропинку. Извиваясь по склону, она поднималась вверх по крутой долине. В конце подъема была небольшая поляна. Нгамбе предупредил меня, чтобы я соблюдал полную тишину. Не знаю, чего он хотел — то ли скрыть мое присутствие, то ли дать почувствовать, как трудно ему было устроить это «тайное» посещение.

Из разъяснений Нгамбе явствовало, что мы присутствуем на обряде «воскрешения из мертвых» человека, подвергшегося нападению духов, насланных знахарем соседней деревни. Жрецы фетишей деревни несчастного собрались, чтобы уничтожить или нейтрализовать власть духов, «убивших» их подопечного.

Мы укрылись в кустах примерно в пятидесяти футах от поляны, где собралась группа туземцев. Мне было ясно, что Нгамбе, чтобы «устроить» мое присутствие, поделилсл с участниками церемонии полученными от меня деньгами. Хотя дело шло к вечеру, я все же захватил с собой камеру, но, к великому моему сожалению, для съемок света было недостаточно.

Человек лежал на земле, не проявляя никаких признаков жизни. Я заметил, что одно ухо у него было наполовину отрублено, но это была старая рана; больше никаких следов насилия видно не было. Вокруг него стояла группа негров, одни были совершенно голыми, на других были надеты длинные, неподпоясанные рубахи. Среди них было несколько жрецов, которых можно было отличить по пучку волос на бритой голове. Слышался равномерный шум голосов: шла подготовка к церемонии.

Всем распоряжался старик в старом, вылинявшем армейском френче, свободно свисавшем до коленей. Он покрикивал на остальных, размахивая руками. На его запястье был браслет из слоновой кости. Старик, очевидно, был главным жрецом фетиша, и ему предстояло сегодня изгонять злых духов.

Вдруг несколько человек быстрыми шагами приблизились к распростертому на земле безжизненному телу, подняли его, перенесли к центру поляны и весьма небрежно опустили на землю. Можно было полагать, что человек был мертв или весьма близок к смерти. Двое мужчин начали бить в барабаны, сделанные из полых внутри обрубков стволов.

Барабанщиками были молодые ребята, явно не принадлежавшие к числу служителей храма. Их мускулы как тугие узлы вырисовывались под темной блестящей кожей, лица были неподвижны. Ритмичные движения их рук производили полугипнотическое впечатление. Волосы их были заплетены в косички, украшенные белыми и красными костяными бусинками.

Главный жрец, одежду которого составляли только рыжий френч и бусы, начал ритмично приплясывать вокруг распростертого на земле тела, что-то бормоча низким монотонным голосом. Его одеяние комично развевалось в танце, обнажая черные блестящие ягодицы, когда он раскачивался из стороны в сторону, подчиняясь ритму барабанов. Я наклонился и сказал Нгамбе:

— Я белый доктор. Я хотел бы осмотреть человека и убедиться, что он действительно мертв. Сможешь ли ты это устроить?

Нгамбе решительно отказывался, но в конце концов встал и пошел вперед. Состоялись краткие переговоры: старый жрец прекратил свой танец, что-то резко сказал, остальные согласно закивали головами. Наконец Нгамбе вернулся. — Ты действительно доктор? — спросил он. Я подтвердил, решив не вдаваться в тонкости различий между моей профессией зубного врача и другими областями лечебной практики. Нгамбе дал знак следовать за ним.

— Не прикасаться! — резко приказал он. Я согласно кивнул и стал на колени около распростертого тела. Танец прекратился, и зрители собрались вокруг, с любопытством наблюдая за мной. На земле лежал здоровый молодой парень, более шести футов ростом, с широкой грудью и сильными руками. Я сел так, чтобы заслонить его своим телом, быстрым движением приподнял ему веки, чтобы проверить зрачковую реакцию по Аргил-Робинсону. Реакции не было. Я попытался также нащупать пульс. Его не было. Не было и признаков биения сердца.

Вдруг сзади раздался шум, словно все дружно вздохнули. Я обернулся к Нгамбе. В его глазах сверкала злоба, а лицо было искажено ужасом.

— Он умрет! — сказал он мне по-французски. — Ты коснулся его. Он умрет.

— Он и так мертв, Нгамбе, — сказал я, вставая. — Это преступление. Я должен сообщить французской полиции.

Нгамбе все еще тряс головой, когда старый жрец неожиданно возобновил свой танец вокруг тела. Я встал поодаль, не зная, что делать. Положение было не из приятных. Хотя я и не испытывал большого страха, зная, что страх перед французской полицией защитит меня от любого насилия, однако в действиях этих людей многое было непонятно мне, и они легко могли оказаться опасными. Я вспомнил историю об одном бельгийском полицейском, которого убили, растерзали на несколько сот кусков и наделали из них фетишей за то, что он помешал обряду поклонения племени своему фетишу.

Нас окружила группа из тридцати человек. Низкими голосами они запели ритмичную песню. Это было нечто среднее между воем и рычанием. Они пели все быстрее и громче. Казалось, что звуки эти услышит и мертвый. Каково же было мое удивление, когда именно так оно и случилось!

«Мертвый» неожиданно провел рукой по груди и попытался повернуться. Крики окружающих его людей слились в сплошной вопль. Барабаны начали бить еще яростнее. Наконец лежащий повернулся, поджал под себе ноги и медленно встал на четвереньки. Его глаза, которые несколько минут назад не реагировали на свет, теперь были широко раскрыты и смотрели на нас.

Мне нужно было бы измерить его пульс, чтобы знать, не было ли тут воздействия какого-либо снадобья. Однако Нгамбе, обеспокоенный моим присутствием в такой момент постарался увести меня подальше от круга танцующих. Потом я расспрашивал, его, был ли этот человек действительно мертв. Нгамбе, пожав костлявыми плечами, ответил: «Человек не умирает. Его убивает дух. Если дух не желает больше его смерти, он живет».

Он говорил на своей кошмарной смеси кисвахили с португальским, французским и английским. Смысл его слов сводился к тому, что человек, над которым только что совершали ритуал, был «убит» духом, насланным хранителем фетиша, который действовал по наущению его врага. Этот дух вошел в тело человека и послужил сначала причиной его болезни, а затем и смерти. Однако в короткий период после смерти еще возможно вернуть душу человека в тело, если изгнать оттуда злого духа. Дотронувшись до человека руками, я чуть было не испортил все дело.

Мне сдается, что этому человеку дали какой-то алкалоид, который вызвал состояние каталепсии или транса, и тело его казалось безжизненным. С другой стороны, он мог находиться в состоянии глубокого гипнотического сна. Самым удивительным для меня во всяком случае было то, что человек, находившийся в состоянии, при котором он не реагировал на обычные тесты, был выведен из него без помощи лекарств или известных стимуляторов, и даже без прикосновения человеческих рук.

Позднее, рассказывая одному представителю французской администрации об этом деле, я убедился, что не был единственным белым, присутствовавшим на подобной церемонии. Добиться согласия жреца фетиша не составляло особого труда, естественно, за соответствующую мзду. Хотя официально культ вуду запрещен, французская полиция не желает ссориться с жрецами и смотрит сквозь пальцы на их деятельность.

Но их деятельность причиняет очень большой вред. С помощью наркотиков или гипноза они полностью порабощают свои жертвы. Под психологическим давлением жреца люди становятся безвольным его орудием. Сколько скрытых преступлений совершают таким образом жрецы вуду, представить себе невозможно даже приблизительно. Страх перед жрецами служит им надежной защитой.

Я не рассказывал принцу Ахо, что мне пришлось побывать на церемонии «воскрешения из мертвых». Он тоже ни о чем меня не спрашивал, хотя, как мне кажется, знал об этом. Вскоре после этого с помощью принца мне довелось побывать в «храме леопардов».

«Храм» представлял собой группу соломенных хижин, окруженных изгородью из колючего кустарника, где справляли свои ритуалы поклонники различных фетишей. Такие «храмы» обычно бывают настолько тщательно укрыты, что без провожатого посторонний может пройти в нескольких шагах от них и не заметить.

Мы пришли, когда церемония была в полном разгаре. Мне разрешили делать снимки.

На небольшой площадке при входе в «храм» стояло несколько женщин. Их лица были закрыты покрывалами из раковин каури, и все они явно находились в состоянии гипнотического транса. Мне сообщили, что состояние транса продолжается три недели, и все это время они находятся в полной власти жрецов. В данном случае женщины были в столь глубоком трансе (или гипнотическом сне), что даже для совершения самых естественных отправлений человеческого тела они нуждались в посторонней помощи. Этот метод гипноза очень интересен. Нгамбе рассказал с удивившей меня искренностью, что гипноз основан целиком на вере. Каждая из женщин верит, что фетиш вошел в ее тело и управляет ею. И она покорно подчиняется приказам жреца. Раздалось несколько ударов барабана, послуживших командой, на которую были способны реагировать находящиеся в трансе женщины. Он означал конец их трехнедельных мук и знаменовал начало самой торжественной части обряда. Тамтамы начали бить все громче и быстрее. Женщины одна за другой стали издавать странные звуки, которые перешли в крик. Затем они начали танец.

У меня не хватает слов, чтобы описать эффект, производимый таким танцем. В нем не было ни согласованных движений, ни определенного рисунка. Каждая из участвующих женщин, танцуя, приходила во все большее возбуждение, полностью теряя всякое представление об окружающем. Казалось, что они ничего не видят вокруг себя. Часто они сталкивались друг с другом, и иногда одна из них падала. Следуя ударам барабана, она поднималась и возобновляла свой дикий хаотический танец.

Наконец барабаны стали бить тише и медленнее, и на середину вышли три жреца фетиша, держа в руках цыплят и козленка — ритуальные жертвы, заменившие обязательные прежде человеческие жертвы. Кровь животных капала на землю, попадала и на зрителей.

Нгамбе наклонился и прошептал что-то непонятное. Я взглянул на принца. Тот шепотом сказал мне, что сейчас мы увидим одно из самых редких зрелищ в Африке — перевоплощение человека в леопарда. Это был тот самый древний ритуал, о котором мне столько приходилось слышать. Так называемая ликантропия, форма безумия, когда участник ритуала воображает себя каким-либо животным, копируя некоторые его характерные внешние черты и привычки.

Ахо прошептал мне, что, если зверь появится из-за кустов (видимо, это будет леопард), я ни в коем случае не должен его касаться. Нельзя также пытаться убежать. И то и другое является грубым нарушением ритуала и вызовет гнев леопардов.

Главный жрец затянул низким голосом погребальный гимн. Жрец был высокого роста, худой, с глубокими складками на лице, но глаза его горели столь ярко, что мой взгляд был почти гипнотически прикован к ним. Голос его поднялся почти до крика, и по толпе пробежала какая-то дрожь. На площадку вбежала, почти впорхнула девушка. Ее нагота не была прикрыта ничем, если не считать бус из раковин каури на шее и такого же пояса на талии.

Она была высокая и удивительно пропорционально сложена. У нее были сильные руки и ноги, широкие плечи и высокая полная грудь. Ее кожа цвета черного дерева блестела в отблесках затухающего костра. Над нею с каким-то неземным величием склонялись ветки дерева, и казалось, что она танцует в облаке тусклого света.

Неожиданно она остановилась и огляделась, затем произнесла несколько слов низким музыкальным голосом. Барабаны стихли, только последний звук, казалось, еще дрожал в воздухе. Вдруг Ахо схватил меня за руку.

— Смотрите! — прошептал он в каком-то экстазе. — Видите двух леопардов рядом с нею?

Луна поднималась над деревьями, заливая молочным светом темноту за пределами костра. Девушка была всего в нескольких шагах от меня, я никаких леопардов не видел, но глаза зрителей следили не только за девушкой, но и за пространством рядом с нею, как будто бы там было что-то видимое только им. Ахо продолжал сжимать мою руку. — Смотрите, там за нею — пять леопардов! Я не понял, говорил ли он это всерьез или издевался надо мной. Но когда он неожиданно скомандовал: «Отойдите на шаг, или вы его коснетесь!» — я понял, что это не шутка. Что бы ни происходило на самом деле, принц Ахо видел леопардов.

Главный жрец фетиша начал петь еще громче, чем раньше. Барабан снова стал бить громко и быстро. И вдруг мне показалось, что глаза у меня сейчас вылезут на лоб: сразу за девушкой, на границе мерцающего света, я увидел тень животного; я не успел выразить своего удивления, как предо мной появился взрослый сильный леопард. Это могло быть моим воображением. Если так, то, значит, я обладал большим воображением, чем считал прежде. Еще два леопарда появились позади девушки. Они величественно прошли через площадку и все трое исчезли в тени деревьев. Больше всего меня поразило то, что я совершенно отчетливо видел в зубах одного из леопардов цыпленка.

— Вы видели их! — с триумфом воскликнул Ахо, повернувшись ко мне. Я не смог ответить. Я молчал. Я не знал, видел я что-нибудь или находился под воздействием массового гипноза. Если это был гипноз, то гипноз превосходный, ибо во всем остальном я чувствовал себя совершенно нормально.

До сих пор я так и не знаю, что же я видел. Я думаю, что это был леопард, или, точнее, три леопарда. Но если нет, то что-то удивительно похожее на леопардов.

Во время моего краткого пребывания в Дагомее мне посчастливилось запечатлеть на снимках многие из ритуальных танцев, составляющих существенный элемент общественной и религиозной жизни страны. Одним из наиболее впечатляющих был «танец грома», который хотя и не имел прямого отношения к интересовавшей меня практике первобытной медицины, но сопровождался рядом интересных явлений.

На сей раз танец должен был состояться на площади у дворца, и принц почтил его своим присутствием. Он нес, как обычно, королевский большой зонт — символ королевского сана. В Дагомее зонт играл роль флага или геральдической хоругви. Он был изукрашен рисунками, повествующими о храбрости и величии королей Дагомеи. Центральный стержень зонта, сделанный из бамбука, был очень длинен, так что зонт, сделанный из белых клиньев хлопчатобумажной или шелковой ткани, колыхался, как цветок на длинной ножке.

Мы стояли на ступенях павильона, тень зонта была недостаточна, чтобы полностью защитить от солнца огромную фигуру принца. Чтобы укрыть его целиком, размеры зонта должны были бы быть сходны с тентом передвижного цирка, так что на мою долю почти не доставалось тени.

Участники танца по очереди приближались к принцу, делали глубокий поклон, падали ниц и терлись лбом в пыли. Некоторые, уходя, брали горсть пыли и посыпали его голову. Каждый раз принц в знак одобрения щелкал пальцами. Затем принц занял свое место на великолепном резном троне в окружении двадцати восьми своих жен.

Наконец, сделав обход прямоугольной площади, камни которой еще столетие назад обагряла кровь людей, приносимых в жертву во время «ежегодного праздника», принц занял предназначенное ему место на троне, покрытом великолепной резьбой. Вокруг расположились его жены.

«Танец грома» служит примером странной гармонии, существующей между примитивными обычаями этих людей и силами природы. Гармония эта недоступна логике и непонятна для представителей цивилизованного мира, однако она просто и совершенно естественно воспринимается сознанием туземцев.

На площадку танца вбежал стройный мужчина, размахивая сосиаби — длинным танцевальным жезлом с острым и блестящим бронзовым топориком на конце. Резкими движениями жезла он рисовал в воздухе зигзаг молнии. Удары барабанов создавали впечатление отдаленного грома. Танцор начал кружиться на месте во все ускоряющемся темпе. Затем, зажав жезл в зубах, он начал выделывать немыслимые фигуры. К нему постепенно присоединялись другие. Извиваясь в танце, они иногда склонялись так низко, что касались лбами земли. Танцор с жезлом как одержимый носился вдоль стены окружавших площадки людей, размахивал своим жезлом и чуть не задевал им зрителей.

В начале танца на небосклоне не было ни облачка. Взглянув случайно вверх, я заметил, что небо стали затягивать грозовые облака. Танец продолжался, послышались раскаты грома, еще больше воодушевившие танцоров. С криками и гримасами они совершали дикие прыжки. Я чувствовал, что и меня постепенно захватывает безумие, овладевшее ими, но оно не помешало мне испытать беспокойство при мысли, что тяжелые тучи, собравшиеся над нами, помешают мне делать снимки.

Принц Ахо, казалось, почувствовал мое беспокойство. Он склонил свой могучий торс вплотную ко мне и сказал на ухо: «Дождя не будет, мы не разрешаем ему идти без танца дождя».

Я пользовался каждым мгновением для съемок, стараясь запечатлеть все детали этого зрелища. Но небо вскоре заволокло настолько, что продолжать съемку стало невозможно. Воздух был горячим и влажным, температура явно превысила сто градусов по Фаренгейту. Раскаты грома приближались, сливаясь с грохотом барабанов. Я ждал, что вот-вот блеснет молния и разразится ливень. Но раздался еще один удар грома, и танец неожиданно прекратился.

Танцор с жезлом сделал последний пируэт и упал на землю почти у ног принца. На его толстых губах выступила белая пена. По тому, как он распростерся на земле, не оставалось сомнения, что он действительно дошел до полного изнеможения. Он буквально дотанцевался до потери сознания.

Принц обернулся ко мне, на его отвислых губах появилась улыбка, он поднял глаза к небу. Солнце снова ярко сияло в густом синем небе. Угроза дождя миновала.

— На этот раз мы устроили это зрелище для развлечения, — сказал он смеясь, — но в лесах такое развлечение иногда кончается плохо для жрецов — их убивают, если гром будет сопровождаться дождем.

Я снова не мог не вспомнить о Лусунгу, о ее нежелании заниматься предсказаниями погоды. До сегодняшнего дня я так и не понимаю, почему все же не было дождя, могу только подозревать, что принц Ахо располагал собственной, неведомой мне метеослужбой.

Текст взят из книги "Магия Вуду

НАЗАД В БИБЛИОТЕКУ