13 глава 1-го тома сочинений Элифаса Леви
Некромантия
Eх ipsis Mors
Я говорил уже, что в астральном
свете сохраняются изображения лиц
и вещей. В этом же свете можно
вызвать образы тех, кого уже нот
больше в нашем мире и посредством
его же совершаются столь же
оспариваемые, как и реальные
таинства некромантии.
Каббалисты, говорившие о мире
духов, попросту рассказывали о том,
что видели в своих вызываниях.
Элифас Леви Загед,пишущий эту
книгу, вызывал и видел.
Расскажу сначала то, что писали
учителя о своих видениях или
интуициях в том, что они называли
"светом славы".
Из еврейской книги о
"Круговороте душ" мы узнаем,
что души бывают трех родов: дочери
Адама, дочери ангелов и дочери
греха. По учению той же книги - три
рода духов: духи пленные, духи
блуждающие и духи свободные. Души
посылаются парами. Существуют,
однако, души мужчин, родящихся
вдовцами, так как жены их
удерживаются в плену Лилит и
Нагемой, царицами стрижей; эти души
должны искупить безумие обета
безбрачия. Поэтому, когда человек с
детства отказывается от любви
женщин, он делает рабой демонов
разврата предназначенную ему
супругу. Души растут и размножаются
на небе также, как тела на земле.
Безгрешные души-дочери поцелуев
ангелов.
Взойти на небо может только то, что
сошло с него. Поэтому, после смерти
один только божественный дух,
оживлявший человека, возвращается
на небо и оставляет на земле и в
атмосфере два трупа: один земной и
элементарный, другой - воздушный и
звездный; один уже инертный, другой
- еще оживленный мировым движением
души мира; судьба его - медленно
умереть и быть поглощенным
произведшими его астральными
силами. Земной труп видим; другой -
невидим телесными и живыми глазами
и может быть замечен только
посредством применения
астрального света к
"прозрачному", которой
сообщает свои впечатления нервной
системе и таким образом влияет на
орган зрения, позволяя ему видеть
формы и читать слова, сохранившиеся
и записанные в книге жизненного
света.
Если человек жил хорошо, астральный
труп испаряется как чистый фимиам,
восходя к высшим областям; но если
человек был преступник, - его
астральный труп, удерживающий его в
плену, продолжает стремиться к
объектам своих страстей и хочет
вернуться к жизни. Он беспокоит сны
молодых девушек, купается в парах
пролитой крови, кружится вокруг
мест, где протекали удовольствия
его жизни, стережет зарытые им
сокровища, изнуряет себя
болезненными усилиями, стараясь
создать себе материальные органы и
ожить. Но звезды вдыхают и пьют его;
он чувствует, как слабеет его разум,
как медленно гаснет его память, как
уничтожается все его существо... Под
видом чудовищ являются его пороки и
преследуют его; они нападают па
него, пожирают... Таким образом,
несчастный последовательно теряет
все члены, служившие его
беззакониям; затем он умирает во
второй раз и навсегда, ибо тогда он
теряет свои личность и память. Души,
которые должны жить, но еще не
совершенно очистились, остаются
более или менее долго пленницами
астрального трупа или сжигаются
одическим светом, стремящимся
ассимилировать и уничтожить их.
Чтобы освободиться от этого трупа,
страждущие души входят иногда в
живых и живут там в состоянии,
называемом каббалистами
"эмбрионатом".
Эти-то воздушные трупы и вызываются
посредством некромантии. При
вызывании вы приходите в сношение с
ларвами, мертвыми или умирающими
субстанциями; обыкновенно они
могут говорить только посредством
шума в наших ушах, производимого
нервным потрясением, и рассуждая
обыкновенно отражают наши мысли
или мечты.
Но, чтобы видеть эти странные формы,
нужно привести себя в особенное
состояние, граничащее со сном и
смертью, т. е. нужно
намагнетизировать самого себя и
прийти в особенное состояние
ясновидящего - сомнамбулизма в
бодрственном состоянии.
Следовательно, некромантия
достигает реальных результатов, и
вызывания магии могут произвести
истинные видения. Я говорил уже, что
в великом магическом агенте,
астральном свете, сохраняются все
отпечатки вещей, все изображения,
образованные, как лучами, так и
отражениями; в этом же свете
являются нам сновидения; этот же
счет опьяняет помешанных и
заставляет их уснувший рассудок
преследовать самые странные
химеры. Чтобы видеть без иллюзий в
этом свете, нужно силой воли
отстранить отражения и притягивать
к себе только лучи. Грезить наяву, -
значит, видеть в астральном свете: и
оргии шабаша, о которых
рассказывало столько колдунов, во
время судебных процессов,
представлялись им именно таким
образом. Часто подготовка и
вещества, употреблявшиеся для
достижения этого результата, были
ужасны, как мы увидим это в Ритуале:
но в результате нельзя сомневаться.
Они видели, слышали, прикасались к
самым омерзительным,
фантастическим, невозможным вещам.
Я вернусь еще к этому предмету в
пятнадцатой главе; теперь же мы
занимаемся только вызыванием
мертвецов.
Весной 1854-го года я отправился в
Лондон, чтобы избавиться от
неприятностей и без помехи
отдаться науке. У меня были
рекомендательные письма к
знаменитым людям, интересовавшимся
откровениями сверхъестественного
мира. Я виделся со многими из них и
нашел в них много любезности и
столько же безразличия и
легкомысленности. Прежде всего от
меня, как от шарлатана, требовали
чудес. Я был слегка обескуражен, так
как, по правде говоря, не имея
ничего против того, чтобы посвятить
других в тайны церемониальной
магии, для себя самого я всегда
боялся иллюзий и утомления; к тому
же эти церемонии требуют очень
дорогого материала и его трудно
найти. Итак, я занялся изучением
высшей каббалы, и совершенно не
думал об английских адептах, когда
однажды, вернувшись в свою
гостиницу, нашел адресованное на
мое имя письмо. В конверте были -
половина поперек перерезанной
карточки, на которой находился знак
печати Соломона, и маленький клочок
бумаги, на котором карандашом было
написано:
"Завтра, в три часа, около
Вестминстерского аббатства вам
предъявят другую половину этой
карточки". Я отправился на это
странное свидание. На назначенном
месте стояла карета. Я
непринужденно держал в руке свой
обрывок карточки; ко мне
приблизился слуга и подмигнул,
открывая мне дверцу кареты. В
карете сидела дама в черном; шляпа
ее была покрыта густой вуалью; она
жестом пригласила меня сесть возле
себя, показывая в то же время другую
половину полученной мной карточки.
Дверца закрылась, карета
покатилась, и, когда дама подняла
свой вуаль, я увидел, что имею дело с
пожилой особой, с чрезвычайно
живыми и странно пристальными
глазами под серыми бровями. "Сэр,
сказала мне она, с ясно выраженным
английским акцентом, - я знаю, что
закон секрета строго соблюдается
адептами; приятельница г. Б*** Л***,
видевшая вас, знает, что у вас
просили опытов, и вы отказались
удовлетворить это любопытство.
Быть может, у вас нет необходимых
предметов; я покажу вам полный
магический кабинет; но прежде всего
я требую от вас ненарушения
секрета. Если вы не дадите мне этого
обещания, - я прикажу проводить вас
домой". Я дал требуемое от меня
обещание, и верен ему, не называя ни
имени, ни звания, ни
местожительства этой дамы, которая,
как я узнал позже, была посвященной,
хотя и не первой, но все же очень
высокой степени. Мы часто и долго
разговаривали, и постоянно она
настаивала на необходимости
практики, чтобы дополнить
посвящение. Она показала мне
магическую коллекцию одеяний и
инструментов; даже одолжила мне
несколько редких, не доставшихся
мне книг; короче говоря, она
побудила меня попробовать
произвести у нее опыт полного
вызывания, к которому я
приготовлялся в течение двадцати
одного дня, добросовестно выполняя
все обряды, указанные в 13-й главе
Ритуала.
Все было закончено 24-го июля. Нужно
было вызвать призрак божественного
Аполлония и спросить его о двух
секретах: одном, касавшемся лично
меня, и другом, интересовавшем эту
даму. Сначала она рассчитывала
присутствовать при вызывании с
благонадежным человеком; но в
последний момент эта особа
испугалась, и, так как тройное или
единство безусловно необходимо при
выполнении магических обрядов, - я
остался один. Кабинет,
приготовленный для вызывания,
находился в небольшой башне; в нем
были расположены четыре вогнутых
зеркала, род алтаря, верхняя часть
которого из белого мрамора была
окружена цепью из намагниченного
железа. На белом мраморе был
выгравирован и вызолочен знак
пентаграммы в том виде, как она
изображена в начале 5-й главы этого
сочинения; тот же знак был
нарисован различными красками на
белой и новой коже ягненка,
распростертой перед алтарем. В
центре мраморного стола стояла
маленькая медная жаровня с углями
из ольхи и лаврового дерева; другая
жаровня была помещена передо мной
на треножнике. Я был одет в белое
платье, похожее на одеяние наших
католических священников, по более
просторное и длинное; на голове у
меня был венок из листьев вербены,
вплетенных в золотую цепь. В одной
руке я держал новую шпагу, в другой -
Ритуал, я зажег огни и начал, -
сначала тихо, затем постепенно
повышая голос, - произносить
призывания Ритуала. Дым подымался,
пламя сначала заставляло
колебаться псе освещаемые им
предметы, затем потухло. Белый дым
медленно подымался над мраморным
алтарем; мне казалось, что земля
дрожит; шумело в ушах; сердце сильно
билось. Я подкинул в жаровни
несколько веток и ароматов, и, когда
огонь разгорелся, я ясно увидел
перед алтарем разлагавшуюся и
исчезавшую фигуру человека. Я снова
начал произносить вызывания и стал
в круг, заранее начерченный мною
между алтарем и треножником; мало
помалу осветилось стоявшее передо
мной, позади алтаря, зеркало, и в нем
обрисовалась беловатая форма,
постепенно увеличивавшаяся и,
казалось, понемногу
приближавшаяся.
Закрыв глаза, я трижды призвал
Аполлония, - и, когда открыл их, -
передо мной стоял человек,
совершенно закутанный в нечто
вроде савана, который показался мне
скорее серым, чем белым; лицо его
было худощаво, печально и
безбородо, а это совершенно не
соответствовало моему
представлению об Аполлонии. Я
испытал ощущение чрезвычайного
холода и, когда открыл рот, чтобы
обратиться с вопросом к призраку, -
не был в состоянии произнести ни
единого звука.
Тогда я положил руку на знак
пентаграммы и направил на него
острие шпаги, мысленно приказывая
ему не пугать меня и повиноваться.
Тогда образ стал менее ясным и
внезапно исчез. Я приказал ему
вернуться; тогда я почувствовал
около себя нечто вроде дуновения, и
что-то коснулось моей руки,
державшей шпагу; тотчас же онемела
вся рука. Мне казалось, что шпага
оскорбляет духа, и я воткнул ее в
круг около меня. Тотчас же вновь
появилась человеческая фигура; но я
чувствовал такую слабость во всех
членах, так быстро слабел, что
вынужден был сделать два шага и
сесть. Тотчас же я впал в глубокую
дремоту, сопровождавшуюся
видениями, о которых, когда я пришел
в себя, у меня осталось только
смутное воспоминание. В течение
многих дней я чувствовал боль в
руке, и она оставалась онемевшей.
Видение не говорило со мной, но мне
казалось, что вопросы, которые я
хотел ему задать, сами собой были
решены в моем духе. На вопрос дамы
мой внутренний голос отвечал:
"Умер" (дело шло о человеке, о
котором она хотела иметь известие).
Что касается меня самого, - и хотел
знать, возможны ли прощение и
сближение двух лиц, о которых я
думал; и тоже внутреннее эхо
безжалостно отвечало:
"Умерли!"
Я рассказываю это происшествие
именно так, как оно произошло. Этот
опыт произвел на меня совершенно
необъяснимое действие: я уже не был
прежним человеком; что то из того
мира вошло в меня; я не был ни весел,
ни печален; я испытывал странное
влечение к смерти, в то же время не
испытывая ни малейшего желания
прибегнуть к самоубийству. Я
старательно анализировал
испытываемые мной ощущения: и,
несмотря на испытываемое мной
нервное отвращение, я дважды
повторил, - с короткими
промежутками, - тот же опыт. Отчет о
происшедших явлениях слишком мало
отличался бы от только что
рассказанного мною, - так что мне
нечего добавить к этому, и без того
слишком длинному, повествованию.
Результатом этих двух последних
вызываний было для меня откровение
двух каббалистических секретов,
которые если бы они были всем
известны, могли бы в короткое время
изменить основы и законы всего
общества.
Должен Ли и заключить из этого, что
я действительно вызвал, видел и
осязал великого Аполлония
Тианского? Я не настолько подвержен
галлюцинациям, чтобы верить в это;
ни настолько мало искренней, чтобы
утверждать это. Действие
приготовлений, курений, зеркал и
пантаклей - настоящее опьянение
воображения, и должно сильно
действовать на уже и без этого
впечатлительную и нервную
личность. Я не объясняю, в силу
каких физиологических законов я
видел и осязал; я только утверждаю,
что я действительно видел и осязал,
что я видел совершенно ясно, без
сновидений, и этого достаточно,
чтобы поверить в реальную
действительность магических
церемоний. Впрочем, я считаю это
опасным и вредным: здоровье, как
физическое, так и моральное, не
выдержит подобных операций, если
они станут обычными. Пожилая дама, о
которой я говорил, могла служить
доказательством этого, так как,
хотя она и отрицала это, но я уверен,
что она привыкла заниматься
некромантией и гётией. Иногда она
молола совершенную бессмыслицу,
часто сердилась безо всякого
повода. Я покинул Лондон, не
видевшись больше с ней, и верно
выполню свое обещание не говорить
никому ничего такого, что могло бы
дать повод подозревать, что она
занимается подобными вещами,
конечно, без ведома своей семьи,
которая, как я предполагаю, весьма
многочисленна и занимает очень
почетное положение в обществе.
Существуют вызывания разума, любви
и ненависти, но, опять таки
повторяю, ничто не доказывает, что
духи действительно покидают высшие
сферы, чтобы разговаривать с нами; и
даже противоположное гораздо более
вероятно. Мы вызываем воспоминания,
оставленные ими в астральном свете,
общем, резервуаре универсального
магнетизма. Некогда в этом свете
император Юлиан увидел богов
дряхлыми, больными; новое
доказательство влияния
общественного мнения на отражения
того же самого магического агента,
который заставляет говорить столы,
и на вопросы отвечает стуками в
стены. После вызывания, о котором
только что рассказал, я старательно
перечел жизнь Аполлония,
изображаемого историками, как
идеал красоты и античного
изящества. Тогда я припомнил, что в
последние дни своей жизни
Аполлоний был обрит и долго томился
в темнице. Это обстоятельство,
которое я, без сомнения, запомнил,
сам того не сознавая, - быть может, и
обусловили мало привлекательный
вид моего видения, которое я
рассматриваю исключительно как
самопроизвольное сновидение
человека, находящегося в
бодрственном состоянии. Таким же
образом я видел двух лиц, - называть
их нет никакой надобности, - и, как
костюмом, так и своим видом, они
совершенно отличались от того, что
я рассчитывал увидеть. Впрочем, я
рекомендую величайшую
осторожность лицам, желающим
заниматься подобными опытами: в
результате получается страшная
усталость и часто - потрясения
настолько сильные, что могут
вызвать болезнь.
Прежде чем закончить эту главу, я
должен упомянуть о довольно
странном мнении некоторых
каббалистов, отличающих смерть
видимую от смерти реальной и
думающих, что они крайне редко
совпадают. По их слонам,
большинство погребаемых людей
живо, и, наоборот, многие люди,
которых мы считаем живыми, уже
умерли.
Например, по их мнению, неизлечимое
помешательство - неполная смерть, и
земное тело совершенно
инстинктивно управляется звездным
телом. Когда человеческая душа
подвергается насилию, перенести
которого не может, - она отделяется
от тела и оставляет вместо себя
душу животную, или звездное тело, а
вследствие этого эти человеческие
останки, до известной степени,
менее живы, чем даже животное. По
словам каббалистов, таких
мертвецов легко распознать, так как
у них совершенно угасло моральное и
сердечное чувство; они - не добры и
не злы: они мертвы. Эти существа,
ядовитые грибы человеческого рода,
насколько могут, поглощают жизнь
животных: поэтому-то их приближение
делает душу бесчувственной и
сердце холодным.
Если бы эти похожие на мертвецов
существа, действительно
существовали, - они представляли
собой именно то, что некогда
рассказывали о вурдалаках и
вампирах.
И в самом деле, разве нет людей,
находясь около которых мы
чувствуем себя менее умными,
добрыми, а иногда даже и менее
честными?
Разве пет людей, приближение к
которым уничтожает веру и
энтузиазм, - которые привязывают
вас к себе благодаря вашим
слабостям, господствуют над вами
благодаря вашим дурным
наклонностям, и заставляют вас
медленно умирать морально в муках,
подобных мукам Мезенция?
Это - мертвецы, которых мы принимаем
за живых; это - вампиры, которых мы
принимаем за друзей!